Про постмодернизм многие говорят, что он, дескать, отходит в прошлое (хотя никаких вменяемых вариантов того, что должно прийти ему на смену, пока не видать, но это мелочи). В вину ему ставят многое: он перестал быть актуальным, вышел из моды, потерял возможность производить новые смыслы да и попросту надоел.
В какой-то мере это всё даже справедливо. Постмодернизм действительно не лишён кучи системных недостатков — его тотальная ирония, самоирония, пародирование и самопародирование вполне могли и приесться. Что же касается новых смыслов, которые постмодерно должен создавать (а иначе в чём его смысл?) – то тут всё тоже очень неоднозначно. Со всем этим концептуализмом, литературной игрой и жонглированием кусками культурного кода — попробуйте отличить, действительно ли это высказывание большого мастера, или сам этот мастер, извините, просто дурак и бездарь? Как отличить условного концептуалиста Губкина от не менее условного концептуалиста Пупкина, когда у них из совершенно разных кусков конструктора получается всякий раз совершенно одинаковая безблагодатная швабра?
Ответ тут один. Если художник (в широком смысле слова) только и умеет, что жонглировать скрытыми цитатами, аллюзиями и ведущими в никуда отсылками — это не художник, а, пардон, барахло. Таких немало, и именно по ним, к сожалению, часто и судят о всём современном постмодерновом искусстве. Хотя, казалось бы, к настоящему «контемпорари арт» это не имеет ровным счётом никакого отношения — барахло оно и есть барахло.
Так что при серьёзном рассмотрении постмодернизма ориентироваться лучше не на людей, которые только и умеют, что взять четверостишие из Пушкина, присобачить к нему четверостишие из Эллиота, смешать, взболтать и приправить всё это парой неизобретательных матерков. Настоящие художники постмодерна не просто овладевают техникой — они вкладывают в свои перфомансы душу, выворачивая наизнанку постмодернизм так, что в нём никто и постмодернизм-то не признает (что, в конечном итоге получается очень... по-постмодернистски. Да. Это было последнее упоминание в тексте слова «постмодернизм». Надеюсь.).
На кого же нужно в таком случае ориентироваться? Да вот хотя бы на человека со звучным именем Павел Эдуардович Лион, который более известен под ещё более звучным псевдонимом Псой Галактионович Короленко.
Деятельность Короленко очень трудно охарактеризовать каким-то одним словом — уж больно он «многопрофильный специалист»: поэт, бард, писатель, культуролог, эпизодически даже актёр. (Попробуйте-ка одним словом охарактеризовать, скажем, Высоцкого — ведь не получится же, если не ударяться в высокопарности вроде «Поэт»; то-то и оно, что не только поэт). Сам же себя Короленко именует в своём характерном стиле: то бродячим учёным, то акыном, и прочее. Это выглядит очень уместо: Короленко и впрямь напоминает какого-то персонажа не то из Шолом-Алейхема, не то из Франсуа Рабле. А пуще всего — шута из «Короля Лира», который за шутовством прятал глубокую мудрость и философское осмысление окружающего.
К Короленко это относится в полной мере. С виду простой дядька с безумной бородой и вообще диковатой наружностью, на самом деле он — кандидат филологических наук, защитивший диссертацию как раз по творчеству Владимира Галактионовича Короленко (отсюда и корни псевдонима — в одном из писем автор «Детей подземелья» шутливо назвал себя Псоем). Филологическое образование Короленко видно невооружённым взглядом: так ловко орудовать всяческими культурными аллюзиями может только настоящий филолог, человек сверхэрудированный (как у Пелевина – «способный срифмовать штаны хоть с Шекспиром, хоть с русской историей»).
Но мы всё-таки говорим о музыкальной ипостаси Псоя Галактионовича. С ней всё тем более не просто, как и у любого уважающего себя концептуалиста. При очень беглом взгляде кажется, что это бардовская песня (часто Короленко так и позиционируют — дескать, бард, и всё тут). Но даже этот самый беглый взгляд показывает, что есть огромная разница между песней про ёжика, который насвистывал дырочкой в правом боку, и короленковскими перевёртышами. Даже в чисто музыкальном плане Короленко, играющий на своём синтезаторе с единственным включённым тембром, совершенно не похож на КСП-шный «изгиб гитары жёлтой». (Кстати, синтезатор свой Короленко называет не иначе как «гармоха», что звучит очень символично). Жанр, в котором работает артист, тоже очень трудно как-то однозначно определить — тут тебе и чисто еврейский клезмер с космсомольским приветом Джону Зорну, и типично авторская песня, и настоящий, практически аутентичный шансон, и «Одесса-мама», и даже частушки с непременным постмодернистским (ну вот, опять...) налётом. В общем, вавилонское столпотворение, да и только.
В этом творческом хаосе Короленко чувствует себя как рыба в воде — шутя, иронизируя, юродствуя и каждую секунду выдавая что-то неожиданное и гомерически смешное. (Это у него, к слову, получается даже органичней, чем у великого юродивого русской рок-сцены Петра Мамонова — потому что без сложного лица и поучений). Но Короленко никак не простачок: за двойным дном у него всегда есть тройное, а под тройным — ещё что-нибудь. «Пилите, Шура, они золотые». Правда золотые.
16 мая, 20:00
Клуб Dada
Гороховая, 47 (м. Сенная площадь)
8-921-424-39 69
|
Карта
Маршруты
Где остановиться
Где поесть
Что купить
Как добраться
Погода
