В начале девяностых на Западе, уставшем от бесконечного диско-гедонизма и
синти-попа, поднялась огромная волна протестной музыки. Это была именно
волна, огромный поток, который включал в себя и хардкорный рэп, и грандж, и метал... Чуть ли не самым знаменитым представителем этого протестного движения стали великие калифорнийцы «Rage Against the Machine»
– музыкальные новаторы, воины, яростные бойцы и глашатаи армии
музыкального сопротивления, на которых равнялись десятки групп.
Потом,
как и следовало ожидать, это всё выродилось в довольно бессмысленный рэпкор, который на музыкальном сленге называют слишком ужасным словом, чтобы его произносить вслух. Но самих «Rage Against the Machine»
эта мутная движуха запятнать никак не могла — их гордый линкор медленно
шёл под облаками, не обращая на эту крысиную возню никакого внимания.
У нас всё это тоже имелось – были в СССР свои «RATM»,
гневно бичующие царящие вокруг безобразия (хотя настоящие безобразия
были ещё впереди, но об этом мало кто догадывался). Потом весь этот
могучий поток пара ушёл в свисток – советские рокеры восьмидесятых
смогли громко и без дураков сильно спеть про желание перемен, но когда
перемены наступили, выяснилось, что к ним никто, в общем-то, не готов.
Поэтому
так беспомощно выглядели в девяностых годах некоторые рок-герои
предыдущего десятилетия – конечно, не потому что вдруг резко разучились
играть и петь, а потому что несколько обесценились смыслы, которыми они
жили. Всё равно что армия, рвущаяся в бой, которой вдруг объявили: «Всё
уже утряслось, все победили, а теперь — дискотека!». От такого и впрямь
можно слегка потерять ориентацию в пространстве — и даже не слегка:
некоторые группы так и сгинули, не сумев приспособиться к новым реалиям.
Другие приспосабливались как могли. Да, «приспосабливались» –
это не значит «прогибались»: разве можно упрекнуть солдата,
пригнувшегося за укрытием на поле боя, что он «прогибается»? Да он
просто собирается с мыслями, оценивает обстановку, перезаряжает оружие —
и желательно, чтоб ему в этот момент не очень досаждал вражеский огонь.
Взять вот хоть главных «протестантов» русского рока, непреклонных «ДДТ»
– понятно же, что Шевчук писал свои лиричнейшие
песни про осень не из соображений конъюнктуры, а просто потому что ему
этого хотелось, он на это был настроен. А когда передохнул, расправил
плечи — и с такой силой жахнул по мировой несправедливости, с какой,
может быть, никогда и не бил.
Во всём этом весьма знаковом для нашей музыки ряду суровая фигура Михаила Борзыкина стоит несколько особняком. Если кто и подобрался плотную к статусу русских «Rage Against the Machine» – так это, безусловно, Борзыкин и возглавляемая им группа «Телевизор».
Это касается не только непримиримой борьбы и крестового похода против мирового зла, что в исполнении «RATM» иногда было даже чересчур. Борзыкин
был настоящим музыкальным новатором, никогда не позволявшим
декларативности текстов взять верх над музыкой. Это вообще постоянный (и
заслуженный, наверное) упрёк русскому року – что текст в нём забивает
собственно музыку, которая отходит чуть ли не на десятый план. Но к
творчеству «Телевизора» всё это не относится вообще никак — уж с музыкой
у них всё всегда было в полном порядке.
В принципе, иначе и быть не могло: до увлечения «телевидением» Борзыкин
играл в арт-роковой группе, а арт-рок, конечно, не терпит
пренебрежительного отношения к музыке. Конечно, когда заговаривают про
«Телевизор», акцент обычно делается на «борьбу во имя борьбы за
борющуюся молодёжь» – но это просто говорит об инерции мышления. Борзыкин на любом отдельно взятом альбоме может спокойно переходить от панка к индастриалу,
от мрачно гудящей электроники к совсем уж несусветному сёрф-року, на
легкомысленном фоне которого безжалостные тексты «Телевизора» смотрятся
особенно жутко. И самое главное — это не выглядит эклектичным
винегретом, овощной смесью, собранной по принципу «чтобы было»; скорее
похоже на боксёра, который прощупывает оборону противника разными
ударами — то лёгкий джеб, то размашистый хук, а то и нокаутирующий апперкот.
Социальные тексты – это, конечно, один из главных столпов «Телевизора», и это глупо не замечать: поэт Борзыкин замечательный, а его голос, то скрежещущий, как нож по стеклу, а то напоминающий окончательно ожесточившегося Дейва Гаана, ещё больше усиливает заряд убедительности.
И всё-таки надо поговорить особо: почему «Телевизор» никогда не вызывал ощущения нелепости, даже в те годы, когда его политизированная лирика и бескомпромиссная позиция были явно несвоевременными? Вероятно, потому что Борзыкин
никогда не становился пророком, он говорил со слушателем, а не вещал с
трибуны; вместо того, чтоб навеять человечеству сон золотой, лидер
«Телевизора» указывал на противника, объяснял, как обойти его с фланга и
убрать часовых, а потом сам первым шёл в бой. (Об этом сам Борзыкин
пел со зловещим сарказмом: «А мне повезло, я не добрый, И, слава Богу,
не гуру. И героический образ Не сожрал мою злую натуру»).
«Телевизор» - это давно уже некая условность: большую часть музыки Борзыкин
сочиняет и пишет сам (он стал одним из первых наших музыкантов, кто
начал писать музыку на компьютере). Впрочем, в этом есть логика: героев
невидимого фронта лучше не знать в лицо - революционная конспирация.
29 ноября, 19:00
Клуб Backstage
Лиговский просп., 113, ст. м. Лиговский проспект
т. (812) 958 38 88
Клуб Backstage
|