Знаменитые иностранцы Петербурга

Городской фольклор Санкт-Петербурга в различных семейных легендах и народных преданиях в обилии сохранил для потомков истории известнейших людей, чьи родовые корни уходят в земли Центральной и дальше Западной Европы. Переселение этих великих иностранцев на заре становления новой столицы было связано, как и сейчас, с процессами миграции из-за бушевавших на континенте войн и Крестовых походов, разгула эпидемий и разнообразных революций, голода и неурожаев, страшных действий инквизиции и т.д.

Люди должны были продвигаться в поисках работы, службы, а иногда и приключений и славы на новые восточные земли, т.е. на территорию необъятной соседней Руси, которая представлялась им тогда занесенной снегами и заросшей огромными лесами, но, как минимум, являвшейся возможностью избегнуть смерти.

Среди многочисленных миграционных волн того периода был самый разнообразный европейский люд – от лекарей и ремесленников, воинов и строителей до монарших персон. Один только род  Романовых, давший августейших правителей в России – веское тому подтверждение.

Романовы – легенды российского интернационализма?

Всегда это род, правивший страной 304 года (1613-1917), рассматривался как самый древний. Однако исследователи самой фамилии не могут однозначно определить ее происхождение т.е. корни. Существуют версии, которые считают «достоверными», что Романовы происходят из:

• «литовцев»
• «пруссов» (т.е. немцев)

Так, народный эпос «располагает» сведениями, что еще в 13 веке в Россию приезжает князь Дивонович Гланда Камбила из Пруссии, который принимает крещение в 1287 году и становится Иваном. Его второе имя Камбила постепенно трансформируется в более удобное для русского слуха – Кобыла. Уже через столетие под этой фамилией в летописях появляется некий Андрей, боярин, приближенный Симеона  - великого князя. Сын этого боярина Федор уже носит прозвище Кошка, и его дети дальше именуются Кошкиными.

Подобные смены фамилий не являлись экстраординарными и почти всегда отсылали к прозвищу или имени отца. Еще через 200 лет (уже в 16 в) потомок прусса Кобылы и Кошкиных берет себе фамилию Романов (так было имя его отца – Роман Захарьин-Юрьев). Именно этот «первый Романов» - Никита Романович и становится впоследствии дедом первому царю этой династии – Михаилу Федоровичу, а сам Михаил Федорович – дедом самому Петру Великому.

Известно ведь, что национальность первого императора России всегда была под большим подозрением, что отражалось в том самом народном фольклоре. Тем более, что и в материнской линии у Петра I городские предания находили «темные или нерусские места».

Так, мать самодержца, вторая жена Алексея Михайловича, была из  семьи дворянина из Рязани Кирилла Нарышкина. Но вот сам-то род  этих Нарышкиных якобы происходил от приехавшего в 15 веке в Москву из Крыма татарина Нарышки. Правда, и тут в народе имеется вторая версия – что эти Нарышкины родом из Богемии, из дворян Нарисци, которые владели целым городом Егру/Егеру.  В подтверждении второй версии – изображение родового герба Нарышкиных, которое напоминает герб города, что зафиксировано в Жалованной грамоте и удостоверяет благородное и знатное происхождение дворянского рода. Известно, что для получения такой грамоты требовалось реальное доказательство определенных владений землями или городами.

Все это перерабатывается в фольклоре, чтобы объяснить «чужесть» и неприятие  самого Петра Великого, которые он вызывал своими реформами, действиями, буквально «крушившими» тогдашние традиции, устои да и представления о царской власти.

По легендам, Петр вообще был немцем! И больше того – совсем не сыном Алексея Михайловича! В отцы царю-императору фольклор определяет Лефорта, так народ недолюбливал жителей Лефортовской слободы. Есть легенда и по этому поводу. Царь желал рождения наследника и пенял постоянно царице, угрожая «учинить озлобление», коли не родит сына. А тут такое – царица рождает дочь, а жена Лефорта в то же время – сына. Вот и поменяли запуганные дворовые люди этих младенцев, серьезно опасаясь гнева царя.

Не верите? Сами посмотрите – как царь Петр привечает немцев и как он немилостив к русским!

Все равно не верите? Тогда еще одно доказательство!

Не убеждает история с подменой младенцев, так вот вам история с подменой взрослых. Ездил царь Петр в Швецию? Да. Так вот там его взяли в плен и «заклали в столб», а уж на освободившееся место российского государя отпускали «немчина», который на престоле-то и сидит! Сами посудите, как может православный царь по возвращении из Европы не заехать в Кремль, не поклониться гробам родительским в Архангельском соборе и мощам святым? А Петр сразу помчался на пирушку в Лефортово!

Не русский он, немчура! А если и не немчура, то сам Антихрист точно! Да и город его – это порождение Антихриста, не иначе, так фиксировал фольклор легенды и мифы о строительства Петербурга. Об этом строительстве так и говорили, дескать, Антихрист построил его целиком вначале на небе, а потом уже готовым и опустил на это болото, а то ведь утопли бы все дома по одному иначе. Ну и сам Петр добавил «козырей» таким «летописцам», женившись на пленнице ливонской – Чухонке Маланье -  которую потом крестили в Екатерину. Ну, совсем не православный, словом, государь, не русский….

Такая тенденция затем прослеживается и дальше, переплетены с судьбами Романовых, многие и многие рода Европа, и не всегда, увы, знатные…

Забавен в этой связи эпизод народной легенды, связанный с потомками Петра, а именно Павлом I и его уже дальним наследником Александром III (к слову, провозгласившим идею русификации всей страны!). Так вот, взойдя на трон, последний, по легенде, вызывает доверенных лиц и интересуется, мол, чьим сыном  – Павел I? Ему отвечают, что есть сведения, что таковым был граф Салтыков. «Слава богу, - восклицает император, стало быть, у меня все-таки есть русская кровь».

Правда, Салтыков имел отчасти татарскую кровь, но это все равно не иноземское родство, а, значит, благо! Как гласили официальные данные, у Александра I в крови было:

• 1/64 – часть русская
• 63/64 - немецкая

Иноземцы-дворяне – крупные фамилии российской истории

Еще одна волна исторической миграции в Россию приходится на 18 век, когда к нам хлынули и купцы, и ремесленники, и различные волонтеры, и дворяне. Последние непременно имели желание подтвердить свои претензии на благородный статус происхождения. Еще с 1556 году такие «претензии» закреплялись в «Государевом родословце», сборнике всех родословных материалов подданных Руси. А с 1687 года этот «Родословец» входит в так называемую Бархатную книгу фамилий бояр и дворян. Именно присутствие в этой книге давало право на Жалованную грамоту, что подтверждала дворянский статус наследников.

Для многих таких «переселенцев» родиной была все та же Пруссия.

Интересно проследить легенду с этимологией русской фамилии графов Орловых. Так, известно, что с одной стороны ее происхождение объясняется существованием на их фамильном гербе красного (забавно, что к тому же и одноглазого) орла. Его изображение остается включенным и в новый герб Орловых, пожалованный им уже в России. А с другой стороны, принято считать обратное, что  этот орел и на гербе, и на Чесменской колонне (Царское Село), и на Колонне Орла (Гатчинский парк) – лишь дань уже сложившей фамилии знаменитых графов.

Дослужился до высот и еще один « прусс» - некто Карл Булла, ставший впоследствии старейшим и известнейшим фотографом столицы. В возрасте 10 или 12 лет этот малец сбегает из своего зажиточного дома и находит работу рассыльного в фотомастерской в Петербурге, а уже через 30 лет настырный парнишка становится купцом 2 –гильдии и почетным гражданином столицы!

Три брата Штейнгольц приезжают в Петербург на рубеже 18-19 вв., один из них вступает в купцы 1 гильдии и основывает банкирский дом. В период наполеоновских войн банкир Людвиг Штейнгольц оказывает значительные финансовые услуги, за что после возводится в баронское достоинство и записывается в столичное купечество как Людвиг Штиглиц. Его сын Александр продолжает дело, занимается предпринимательством и меценатством, основывает в столице училище технического рисования (позже им. Мухиной).

Городской фольклор Петербурга сохранил легенду о происхождении еще одной знатной фамилии своего горожанина – Нащокина. Этот старинный русских род пошел от выходца из итальянских земель некоего герцога Величко Дуке. Именно он приезжает в Россию в 1327 году, принимает православие, крещен Дмитрием, получил прозвище Красный. Его сын, воюя с татарами, получает саблей рану на щеке, за что и нарекается Нащокиным.

В 18 веке некий Чарльз Берд, инженер, обустраивает частный механический и литейный завод на Фонтанке, который затем разросся так, что поглотил и Галерную верфь, и Новое Адмиралтейство, превратившись в огромное предприятие судостроения. Известно, что на литейном производстве Берда отливались барельефы Александровской колонны, конструкции всех висячих и цепных мостов (в первой трети 19 века их установили 5 штук), решетки к Михайловскому саду, конструкции к строительству Исаакия.

Культурный интернационал столицы

При Петре I в Петербурге оседают после длительных скитаний предки известного ювелира Фаберже, которые были вынуждены покинуть Францию из-за религиозных преследований – они были гугенотами. Позже Карл Фаберже прославит Россию своим изысканным искусством.

Но наиболее значимым и величественным иноземным вкладом в культуру С.-Петербурга был вклад его бесценных зодчих, среди которых, разумеется, лидировали итальянцы, как наследники беспримерной античной цивилизации. Интересно, что к 300-летию Северной столицы в дар от города Милана и всей Итальянской Республики в Петербурге устанавливают 4 бюста крупнейших городских архитекторов – Д.Трезини, Б.Растрелли, Д.Кваренги, К.Росси.

Мы остановимся на иных представителях, менее известных рядовым людям. Интересную легенду сохранил городской фольклор об еще одном выдающемся итальянском творце – художнике Пьетро Гонзаго, который основал ландшафтную архитектуру, в жанре которой и работал. Он приехал в столицу в 1792 году. Так вот работая с Розовым павильоном Павловского парка, художник изображает на его стене стекло оранжереи, через которые якобы виднеются деревья с фруктами. Иллюзия была настолько достоверной, что Петербург полнился рассказами о некоей собачке, которая развила себе в кровь нос, когда пыталась выбежать в этот сад – фрески Гонзаго.

Из далекой Шотландии прибыл в свое время родоначальник русского классицизма Чарльз Камерон, его творения – это архитектура парков Павловска и Царского села. С его происхождением, вернее, с благородным статусом оного, также связаны забавные легенды. В Петербург его приглашает сама Екатерина. Но для собственного «пиара» Камерон придумывает целую романтическую биографию. Так, в ней рассказывается, что прибыв ко дворцу Екатерины Великой, он представляется императрице как «племянник мисс Дженни»,  которая была дочерью известному сэру Эвену Камерону, предводителю шотландцев, сражавшихся за Стюартов. О, эта дама была хорошо знакома «продвинутому» слою дворян, который зачитывался её мемуарами (к слову, оказавшимися впоследствии подделкой).

Так в свете славы «мисс Дженни» и работал мастер долгие годы. Уже спустя десятилетия выяснилось, что на самом деле никаких «родственных» связей у Камерона с лидером шотландцев не было. А принадлежал он к гильдии плотников, возглавляемой его отцом, затем стал гравером и потом исследователем античности.  Отчего известный ученый решил «присоседиться» к мятежнику-однофамильцу – тайна.

Помимо Италии великих творцов Петербургу дала и Франция.

• Это, конечно же, Ж.Леблон, который и прожил-то в столице  лишь 3 года – ранняя смерть прервала жизнь зодчего, но остался сам план Васильевского острова с его выверенными стрелками улиц.
• Это и братья  Брюлловы. Младший  - Александр (архитектор Михайловского театра, Штаба гвардейского корпуса на Дворцовой площади. Старший Карл, имевший прозвище «Великий»,- выдающийся живописец («Гибель Помпеи»). Братья родились в столице в семье гугенотов Брюлло. За казенный счет они были отправлены учиться в Италию от Академии художеств. Говорят, что букву «в» в конце их фамилии самолично дописал Александр I, которому очень хотелось, чтоб она звучала по-русски.
• Это и создатель Исаакия О.Монферан, мечтавший быть в нем же и погребенным. Он 40 лет возводил этот собор, но в своей последней просьбе получил от царя отказ.
• Это и Э.Фальконе, создатель «Медного всадника»  и, как выяснилось, целого символа Петербурга.

Мы, к сожалению, не можем охватить весь многочисленный ряд иностранцев, принявших нашу культуру, обогативших и прославивших её; равно как и воинов, самоотверженно защищавших российские границы;  равно как и политиков, ученых, предпринимателей, учителей и множества разного прочего люда, осевшего и жившего в Северной столице. А всему начало было положено тем самым Петром, который и прорубил то самое окно в Европу, сделавшее как Петербург, так и всю страну Россию великим интернациональным государством.